Фрагмент

— Траскмен?!

Этот возглас внес замешательство среди нападающих. Четверо замерли в нерешительности, пятый же, сделавший выпад, помедлил на мгновение, за что и поплатился. Одним взмахом меча противник отрубил ему руку по самый локоть. Не чувствуя боли, тот растерянно переводил взгляд то на внезапно  онемевший обрубок, из которого пульсирующей струей хлестала черная в свете факелов кровь, то на упавшую под ноги руку, упорно не желающую отпускать меч. Не понимая происходящего, он нагнулся, схватил руку и принялся прилаживать ее к локтю. Рука отваливалась, не желая становиться на свое место. Или ей мешал тяжелый меч. Яростно взрыкнув, раненый наступил одной ногой на меч и, насилу разогнув скрюченные мертвые пальцы, оторвал от него руку. Недоуменно посмотрев на руку, он стал опять прилаживать ее к обрубку, ругая и понося ее бранными словами. Словно это была ее вина, что она сама не хотела быть единым целым с его телом. Нахлынувшая волна боли, пришедшая на смену шоку, смяла охватившую его мозг пелену сумасшествия и, щадя, отключила сознание. Раненый рухнул на пол.

В красноватых отблесках пламени факелов на прокопченных до черноты  и оттого создающих ощущение безмерности, необъятной бесконечности и нереальности стенах, гротескно кривляясь, плясали силуэты людей.

— Прекратить! — крикнул вошедший, сопровождаемый свитой из двух человек, факелами освещавших путь своему  предводителю.

Нападавшие, опустив мечи, отступили в сторону, открыв вновь прибывшим человека, устало опирающегося спиной о стену. Его рука крепко сжимала меч, готовая мгновенно пустить его в дело, глаза напряженно буравили тьму, пытаясь разглядеть сквозь отблески факелов своих врагов.

Предводитель, пренебрегая опасностью, перешагнул через несколько трупов, поверженных в этой неравной схватке, приблизился к обороняющемуся и принялся бесцеремонно разглядывать  его меч. Узкое, дымчатое с блестками лезвие из титановых легированных сплавов, витиеватый узор вдоль лезвия, простой крестообразный, но переливающийся разноцветными искорками от  вкрапленных драгоценных камней эфес — все это указывало на оригинальное, неповторимое изделие, отличное от ремесленных.

— Траскмен, — со вздохом облегчения повторил вожак, — а я уже потерял надежду отыскать тебя. А с вами я еще разберусь, — обернулся он к оставшимся в живых. — Сколько раз было сказано — траскмен мой.

— Темно было, — несмело отозвался кто-то.  

Вожак повернулся опять к противнику.

— Молод еще, — констатировал он. — Сопляк.

— Кто ты? — отозвался тот, — Что тебе надо?                

— Я — траскмен. Такой же, как и ты. А нужен мне твой меч.

— Если ты траскмен, то должен знать, что меч траскмена не отдается и не продается.

— Не отдается, — ухмыльнулся вожак, — я с этим согласен. Но зато он может передаваться. Ты об этом не думал, сынок?

— Как это — передаваться? — не понял обороняющийся.

— Очень просто. Если, к примеру, траскмен умирает, меч переходит к его сыну. А если нет сына, нет дочери, вообще никого из родственников нет, то тогда как?

Молодой человек молчал, начиная понимать, куда клонит вожак.

— Тогда меч получает достойный его. Как и в случае с тобой. Родных у тебя нет.

— Как нет? Есть. Братья. Жена. Сын растет.

— Были, сынок, — перебил его вожак, — были. Теперь уже нет. — Он сказал это так, что не поверить ему было невозможно. — Один ты остался на белом свете. А сейчас и тебя не будет. Кому оставишь меч? — вожак вперил свой взгляд, мгновенно ставший жестким и беспощадным, в противника. — Некому. Только разве что мне. Потому как из всех достойных я — самый достойнейший.

— Нет! — спекшиеся губы молодого траскмена исторгли стон. — Н-е-е-т!

— Да! — рявкнул вожак. — Да! И к тому же,  я коллекционирую мечи траскменов. Твой будет пятым. Или, может, — усмехнулся он, — ты отдашь его мне добровольно, а? Может быть, я тогда пощажу тебя, не буду убивать. — Он помолчал в ожидании ответа. — Но тогда тебя могут убить мои воины.

— А я не отказываюсь от боя, — молодой оттолкнулся от стены и покрепче сжал меч. — Твои воины уже убедились в этом. И этот меч ты вынешь только из мертвых рук.

— Хорошо сказано, сынок! — похвалил его вожак. — А я уж подумал.… Но ты — настоящий траскмен. Мне будет приятно убить тебя.

— Мне тоже, — отозвался тот.

— Вот и прекрасно. Но сначала формальности. Назови себя.

— Я — Донов, траскмен города. Я убью тебя.

— Очень приятно. А я — траскмен Тан. Ничего обещать тебе не буду. Глупо обещать что-либо трупу. Освободите место, — приказал он своим. Те отступили к стенам, распределив факелы так, чтобы равномерно осветить помещение.

— Готов?

— Готов! — и мечи скрестились. Удары, выпады, увертки, звон стали о сталь, мечущиеся по стенам тени. В технике боя траскмены не уступали друг другу, в чем Тан вскоре убедился, получив неглубокую, но болезненную рану поперек груди. Победа будет не из легких, но он все равно был в ней уверен. Те, другие, чьи мечи составили его коллекцию, были намного слабее, а некоторые, нося меч на поясе как символ власти, даже не умели правильно его держать. Но тем приятнее будет победа.

— А-а, есть! — радостно зарычал он, когда его меч, отбив очередной выпад Донова, оказался у груди противника. Но Донов извернулся, и клинок лишь скользнул меж ребер, разорвав мышцы. Неудача мнимой победы обескуражила Тана, начавшего уже уставать, и меч его, тяжелея в деревенеющей руке, все реже стремился вперед. Тан ушел в глухую защиту, успокаивая себя тем, что вот-вот он найдет щель в воздвигнутом Доновым щите, и тогда уже наверняка... Но откуда-то из глубины лезла и росла подлая мысль, что это все, это конец. Противник молод и не так устал, как он, и, вообще, зачем он так рано полез в этот подвал, не позволив своим воинам убить этого парня, зачем этот подвал, зачем эти рожи вдоль стен, почему не помогают, предатели, скоты! — и тут что-то легко чиркнуло по горлу, и Тану вдруг стало хорошо и легко. Исчезла боль в израненном теле, исчезла необходимость держать меч, обороняться, прыгать и увертываться. Он перестал чувствовать свое тело. Накатилась туманом сладкая  истома. И Тан, траскмен, подогнув колени, мягко осел на пол. Его голова отделилась от тела и покатилась во тьму.

Донов, траскмен, унимая лихорадочную дрожь боя в руках и ногах, поднял голову и, тяжело дыша, обвел взором сцену и застывших на ней актеров. Бой еще не закончился, — он это отлично понимал. Дальнейшее зависело только от него, и на раздумья не было ни секунды. Воины Тана, вся эта свора псов, свято верящая в непобедимость своего предводителя, ошеломлена произошедшим, не верит в гибель командира. И сейчас они, очнувшись, набросятся, мстя за его смерть, за свою неопределенность, на Донова и растерзают его. Ни меч, ни умение не спасут его — уж слишком их много на одного. Сейчас главное — укротить эту взбешенную свору, загнать в клетку, из которой они еще не успели вырваться, не дать возможности думать их отупевшим мозгам, сдержать еще не успевшие вырваться наружу страсти, — и тогда он останется жив. А что будет дальше — покажет время. Траскмены всегда были политиками. Знать психологию толпы, направлять людские эмоции в нужное русло, управлять толпами — это у них было клановое, этому они учились с детства.

Донов нагнулся над трупом, высвободил из скрюченных пальцев меч Тана, выпрямился и, резко вскинув руки со сжатыми в них мечами вверх, крикнул:

— Я — ваш траскмен!  

Воины угрюмо молчали.

— Не слышу, — угрожающе произнес Донов.

— Да, — прозвучал одинокий и нерешительный ответ.

— Не слышу! — яростно закричал он.

— Да. Да. Да. — Раздался нестройный хор голосов.

— Не слышу! — в третий раз крикнул он, взмахнув грозно мечом.

— Да! — слился в единый хор ответ.

— Хорошо, — Донов опустил меч. — Пошли.

Люди цепочкой потянулись к выходу.

Спотыкаясь о трупы тех, кого он уложил по дороге сюда, подобрав на ступеньках разряженный бластер, брошенный им за ненадобностью, Донов выбрался наружу. Солнце Траска, четвертой планеты безымянной звезды из созвездия Гончих Псов, обозначенной по каталогу группой цифр, уже опускалось, окруженное ореолом от пыльной дымки, к горизонту. Сколько лет уже прошло с момента катастрофы, а пыль еще не осела полностью. Донов не был очевидцем катастрофы, он был одним из потомков выживших и о произошедшем знал только из рассказов, передававшихся из поколение в поколение.

Вначале был отряд первопроходцев, освоителей. Их выбросили на Траске, планете со сходными с Землей климатом и природными условиями. Выбросили, как практиковалось повсеместно, с одной целью — освоители должны были освоить незнакомую планету, прижиться на ней, доказать, что чужеродный элемент — человек Земли — вольется в ареал этой планеты, составит с ней одно целое.

Через три года, когда вероятность проживания человека на Траске была доказана, стали прибывать первые переселенцы. Освоители отправились осваивать новые планеты. Но не все. Девять из них решили остаться. На одном из материков (другой, расположенный симметрично, так и остался неосвоенным) заложили девять городов по именам оставшихся освоителей. Главой каждого города единодушно назначили оставшегося освоителя, как самого опытного. Так появились траскмены. По образу и подобию королей Земли звание траскмена передавалось из рода в род, не смешиваясь и не распыляясь среди населения. Траскмены не обладали королевской властью. Были и совет, и сенат. Но, как уж повелось, в сложных и спорных случаях всегда за советом обращались к ним, траскменам. Как к последней инстанции. И решение траскмена выполнялось вернее и быстрее даже наперекор постановлению сената. Траскмены со временем превратились в касту руководителей планеты и, хотя не обожествлялись в наш цивилизованный век, считались высшей элитой планеты.

Когда началась война Земли с независимыми колониями (Юнион Колониз), траскмены, не обращая внимания на раздираемый противоречиями сенат, заняли позицию нейтралитета. Агенты Земли и ЮК, гроздьями сыпавшиеся с небес, правдами и неправдами пытались перетянуть правительство планеты на свою сторону, но траскмены стояли на своем. И их слушались.

А потом нагрянула катастрофа. Из глубин космоса выплыл астероид. Он не столкнулся с Траском, всего лишь прошел вблизи планеты. Но и этого оказалось достаточно. Астероид прошел слишком близко. И оказался очень массивен. И имел высокую скорость. Гравитационным ударом он взрыхлил, словно плугом, поверхность материка и удалился, прихватив с собой часть атмосферы Траска. Города были разрушены, плодородный слой почвы уничтожен, перемешан с песком и лавой проснувшихся вулканов. Исчезла зелень планеты, реки вновь пробивали себе новые русла. Пыль и дым вулканов на многие годы застелили небо, закрыв доступ к земле животворным солнечным лучам. И наступила зима. Зима, длившаяся бесконечно.

Крохотные горстки людей, пережившие катастрофу, переставшие ждать помощи матери-Земли, не смирившиеся с грядущей смертью, упорно цеплялись за жизнь в этом кромешном снежном аду, хотя день ото дня их становилось все меньше и меньше. Люди Донова были поколением выживших после катастрофы. Были…